Еще о Свиридовке

Следы старых помещичьих усадеб еще кое-где сохранились. Но так как у меня нет своего транспорта, то видела их очень мало, да и главное, что их уже нет, исчезли от времени, войн и разрушений. Башкирцева (художница) упоминает в своих мемуарах об усадьбе возле Диканьки, но я не бывала в тех местах. Не сохранились старые дома из-за того, что строились не капитально, большинство из дерева, и, конечно же, сгорали. Та же участь постигла и церкви, большинство их строилось из дерева, и помимо нарочитого уничтожения (борьба с религией), они горели.

Есть постройки, которые я помню с семилетнего возраста. Это дача Андреяшева. Врач, еще до революции купил участок возле села Свиридовка. Это была гора, возвышавшаяся над лугами, которые простиралась вплоть до реки Сула. С этой горки, если вползти на самый ее верх, открывался обширный вид на извивы и заводи реки, окружавшие их луга и небольшие рощи из ивы, ольхи и других пород деревьев.

Андреяшевская горка с ее восточной стороны вся была террасирована и засажена плодовыми деревьями - яблонями, грушами, сливами, алычой, кизилом. Красивый деревянный домик с балконом и террасами прилепился к восточной стороне горы и глядел окнами на луга и синие дали, что простирались за Сулою вплоть до горизонта. Внизу вся эта усадьба была ограждена невысоким белым, очевидно, покрашенным забором с воротами. Через эти ворота был въезд в усадьбу по дороге, поднимавшейся вверх до самого дома постепенно, так же как и окружавшие горку террасы.

У Андреяшева был свой выезд и свой кучер - лошади и экипаж располагались тут же, за домом. Это было удобно, т.к. доктора часто приглашали к больным и вызывали иной раз и ночью в окрестности села. Он пользовался уважением и доверием людей, и многим больным помогал. Где он учился - я не знаю, но, возможно, что за границей. Мне его очень хвалила пожилая преподавательница немецкого языка и вспоминала, что он ее спас от какой-то тяжелой болезни в детстве. А я запомнила серебристые елочки - две или несколько, что росли возле самого балкона дома. За садом и усадьбой ухаживал нанятый садовник. И мне рассказывал местный старичок, что для того, чтобы хлопцы не ломали деревья, доктор велел каждый вечер выставлять за ворота несколько ведер с плодами яблок, груш, слив. И всё шло мирно, ко всеобщему удовлетворению.

А что же сталось с этой прелестной дачей? В 30-е годы, когда началась коллективизация, усадьбу, дом и сад у доктора отобрали. Дом свезли на колхозный двор и в первую же ночь его подожгли. Он сгорел полностью (это по рассказам местных старожилов). Сам Андреяшев переехал в Лохвицу (райцентр), кажется, там у него был свой городского типа дом. Но и там его у него отобрали. Судьбу же сада я наблюдала сама на протяжении всех последующих лет, когда приезжала к родственникам в Свиридовку. В сад постоянно загоняли пастись скот и обламывали ветки плодовых деревьев. Сухие ветки обламывали на дрова. С живых еще удавалось собирать урожай, но со временем его становилось всё меньше. Обильно начали плодоносить подвои - шиповник. Разрослись кусты кизила, и они плодоносили. Также очень разрослись кусты жасмина. Его оказалось много, причем, нескольких сортов. Особенно хорош мелкоцветный сорт, у него очень ароматные цветы. Жива осталась и ежегодно цвела спирея розовая. Но всё это невероятно запущено, обломано. Также жива оказалась и сирень, каждый год отрастала возле бывшего дома и цвела обильно. Кое-что я начала вновь высаживать, отсадила мелкоцветный жасмин к своему дому, дейцию, сирень, шиповник, кизил. Жасмин и кизил прижились и сейчас разрослись. А там, на Андреяшевской горке всё меньше и меньше остается плодовых деревьев и все они во всё более запущенном виде. Скот продолжают загонять на эту горку - бывшую усадьбу доктора Андреяшева.

* * *

Бывшая свиридовская церковь
Вы (Михаил Трофимович Петренко) написали, что в селе Свиридовка в течение 40 лет был священник Базилевский*. Я же помню другого: отец Иван Чижевский. Был веселый, остроумный, вполне светский человек. Дружил с учителями и, в том числе, с моими родителями. Красивый высокий брюнет (это я запомнила в пятилетнем возрасте!). Жила его семья возле церкви, вернее, за нею. Семья - жена Людмила Григорьевна и двое детей - Шура и Мура. Что с ними сталось после 23-го года, не знаю, но в 1928 г., когда мы приезжали к бабушке в Свиридовку, был уже другой священник, не такой интеллигентный и обаятельный.

* БАЗИЛЕВСЬКИЙ Іван Потапович, 1877 р., с. Свиридівка Лохвицького р-ну Полтавської обл., українець, із службовців, освіта середня духовна. Проживав у с. Човно-Федорівка Зіньківського р-ну Полтавської обл. Священник. Заарештований 22 серпня 1937 р. Засуджений Особливою трійкою при УНКВС Харківської обл. 16 жовтня 1937 р. за ст. 54-10 ч. 1 КК УРСР до 10 років позбавлення волі. Реабілітований Полтавською обласною прокуратурою 11 листопада 1990 р.

Вот какую историю рассказала мне мама о семье отца Ивана. Было это еще до революции. Его жена влюбилась в молодого учителя из Новой Гребли. Решилась она бежать с этим учителем. В условленный день и время он приготовился, ждал. Но батюшка, почувствовав неладное, не дал ей лошадей. Учитель решив, что она раздумала, застрелился. Произошло это весенним днем, прямо в школе. Мама вела урок, и вдруг послышались выстрелы в соседнем классе. Побежала, открывает дверь, а он сидит за партой и пускает в себя пули. Последнюю пулю при ней - и упал. Сбежались люди, вынесли его во двор, положили на зеленую траву - он уже не дышал. Вдруг во двор вбегает матушка, запыхавшаяся, с узелком. Видит такую картину, бросается к нему: "Петрусенько, що ж ти наробив! Я ж бiгла, я ж бiгла. Кричит, плачет"... В скором времени подъезжает в экипаже отец Иван, пытается успокоить ее, поднимает, гладит, берет на руку, сажает в бричку и увозит.

Похоронили его в лесу, за селом. Единственный сын у матери. Тетя Сеня (Оксана Васильевна Соколовская) помнила одинокий крест на его могиле в лесу под дубом. Эту историю мне повторяли в 70-е годы свиридовские старушки - мать Миколы Мажары и мать Миколы Примоленного (секретаря сельсовета). Они знали семью отца Ивана и его жену и всю эту историю.

В то время, в начале ХХ века, самоубийства были нередким явлением. Подобным образом в Свиридовке покончил с жизнью родной брат Никиты Пантелеймоновича Головка. Было это тоже на любовной почве.

Из писем Зои:

Зоя, 7 июля 1993 г.:

Дорогая Риточка, сегодня День Ивана Купала… Этот день, праздник, я очень любила в детстве. В Свиридовке он был ярким. Молодые тетушки, Сенечка, Галя (Соколовские), наряжались в украинские костюмы, венки и отправлялись гулять На Глубокий Яр, к дому Терешкевича, на Детинец. Там красиво пели, и песни эти были далеко слышны. А Оксана Ивановна (Соколовская) пришла в венке, в котором были вплетены веточки со спелыми ягодами лесной земляники. Как сейчас вижу всё это яркое цветение. У бабушки в усадьбе было много цветов – столько, что проезжавшие мимо у колодца останавливались и смотрели.


Зоя, 28 августа 1993 г.:

Дорогая Риточка, сегодня День Успения Божией Матери и храм в Голинке, и я предалась воспоминаниям. Помню, как ехали туда с бабушкой на возу и в нем лежали арбузы и дыни (это примерно 1922 г.). Везли на гостинец. Помню церковь и много народу вокруг. И больше всего запомнила обратный путь. Ехала я уже с папой на его бричке и везла нас лошадь Сиротка. На мне было новенькое платьице из настоящей городской материи. Ее передала с папой бабушка житомирская, а мама сшила. Рукава были фонариком. Погода была теплая, сухая, летняя, а платье светлое, в цветочках, тоже летнее. Но, не доезжая Свиридовки, вдруг разразилась гроза, и полил сильный дождь. Папа поставил бричку под деревьями на обочине дороги, там, где огородная бригада теперь, с левой стороны, но мы всё равно намокли. И еще помню, что в самой Голинке мы с ним были у жены Дорогокупли. А усадьба его была на горе. Большой сад раскидистый и дом посередине. Открывался всё тот же вид с горы – на луга, реку Сулу, синие дали… А почему мы там с тобою ни разу не побывали? Ведь папа там вначале жил и не одно лето. Надо было только немного пройти на восток от того места, где мы сидели не раз, ожидая автобуса. А в какой-то год мы ходили в этот же день в Голинку с Ниной, и нас со всех дворов звали, приглашали на храм. А как теперь, празднуют ли так же?

6 июня 1995 г.:

"Троица – очень красивый праздник когда-то был. Помню, как его обставляли в Свиридовке в самые трудные годы: ходили за лепехой на Корiньске, устилал ею пол и долiвку. Всюду ставили веточки березки, липы, клена и, конечно же, букеты плевых цветов. И всегда в доме что-то пекли, пахло пирогами, даже в самое голодное время. И мама тоже всегда старалась что-то приготовить, испечь. Было очень торжественно".

Усадьба Терешкевича.

19 сентября 1996 г.:

"Это такая страна, такой народ. К этому стремились и это получили. Скифы. Сколько разрушено при мне в этой же Свиридовке, т.е. за мою жизнь – почти весь 20-й век! Какое чудо была дача Андрияшева, имение Терешкевича, усадьба Туган-Барановского! Всё разломали, сожгли, растащили… Даже эта старая лавка (бывший хозяйственный магазин) кому-то мешала. Пусть сидят в бурьяне и без света – это результат. Жаль лишь, что нельзя воскресить тех людей, которые создавали красоту. Время унесло их, а потомки, наследники – преследовались и разлетелись. Что можно было еще сделать? Сфотографировать развалины усадьбы Терешкевича. Надо написать очерк, показать, что было еще несколько лет тому назад (у меня есть слайды) и что стало теперь. Это надо для истории, какой-то далекой, в будущем. Бывший учитель Петренко специально ездил в Киев по поводу сохранения усадьбы Терешкевича как памятника украинской культуры и с предложениями о том, как эту усадьбу использовать, чтобы сохранить. И что же? Да ничего, не захотели и слушать, еще и изругали – зачем он вмешивается.

Я послала свои воспоминания Анатолию Стреляному о голоде в 33 году. Он делал очерк и собирал материалы по Украине. Но Свиридовка у него не прозвучала, т.к. были еще более страшные эпизоды и совсем вымершие сёла. Ничем не удивишь…

Кстати, порок в сельском строительстве – строят новые кирпичные дома, но без удобств: без канализации, водопровода, отопления. Без форточек в окнах. А между тем во всей Европе строительство жилья начинают именно с этих необходимых вещей. В Италии даже одинокий дом вдали от города имеет все необходимые удобства. Без душа, туалета, света и пр. они не сидят. Разве только пастухи с овцами среди поля…

Бывшая лавка. Снимок 1991 г.
И кому же понадобилась эта лавка (коморье, хозмаг в центре Свиридовки)? Вы видели, из чего она сделана? Там же, наверное, положены дубовые бревна, и всё сделано очень капитально. Ведь строилась лавка еще в царское время и столько лет простояла. Кому и зачем понадобилось ее сносить? Чья это инициатива? Вот в этой пассивности и безразличии ко всему самая главная беда. Всё разрешают, любые гадости можно делать. Где же молодежь? Где учителя? Чем они заняты, кроме кур и огородов? А я видела и помню других людей в той же Свиридовке.

А здесь, в Англии, уже больше года идет война за сохранение леса. Прокладывают новую дорогу, и надо снести часть леса. Но люди не разрешают. И сторожат дни и ночи, чтобы не дать снести, и полиция там ничего не может сделать. По ТВ показывали эту борьбу. Дежурят люди, ночуют в лесу по очереди, спят в гамаках, подвешенных на деревьях. Вот это и есть демократия!"

22 ноября 1996 г.:

"Вчера, 21 ноября, вспоминала Свиридовку. Это ведь там у них храм, к которому всегда раньше готовились, отмечали, ждали гостей. Церковь была Михаила Архангела – главного воина среди ангелов. Но он их тогда не защитил, когда рушили этот храм. Но, может быть, эта теперешняя их жизнь – это наказание за содеянное тогда. Но они ведь всё равно ничего не понимают и лишь жаждут всё получать даром, без труда, красть и ломать дальше… Жизнь у них не налаживается. Чем же они будут отапливаться зимою? Дров у них полный лес. Как же мы там существовали в двадцатые годы? Ведь топили, в холоде не сидели, светили каганчиком и воду носили из двух колодцев – хорошую для чая и обычную для хозяйственный нужд. Но тогда спасало то, что были большие семьи и в каждом дворе были кони и коровы. У бабушки же лошадей не было, но она людям кроила, шила, и ей за это всё привозили".